суббота, 15 марта 2014 г.

Наследство с последствиями Повесть в готическом стиле. Глава 1


Повесть в готическом стиле.

Англия, конец 19 века. Бедная вдова с дочерью неожиданно получает в наследство поместье в одном из северных графств. Теперь неустроенная жизнь, полная лишений и невзгод, позади. Можно навсегда забыть о нищете и начать новую, обеспеченную жизнь. Но не так всё просто. Как оказалось, неприятности только начинаются…



Глава 1.

Неожиданное наследство.

Вечерняя звезда

                              Лето в зените,
                              Полночь темна.
                              Звезды бледнеют -
                              Всходит луна,
                              В небо выводит
                              Свиту планет,
                              Брызжет холодный
                              На воду свет.

                              Луна улыбалась,
                              Но мне показалась
                           Улыбка ее неживой,
                              А тучи под нею -
                              Трикраты мрачнее,
                           Чем черный покров гробовой,
                              Но тут я в молчанье
                              Увидел мерцанье
                           Вечерней звезды над собой.
                              Был луч ее дальний
                              Во тьме изначальной
                              Чуть зрим, но согрел с вышины
                           Он душу, которой
                              Так больно от взора
                              Бесстрастной и близкой луны.
Эдгар А.По


В один из тихих июньских вечеров две дамы неспешно прогуливались по лужайке перед большим мрачного вида особняком. Одна дама, постарше, всё время зябко куталась в вязаную шаль, несмотря на то, что летний вечер был достаточно тёплым. Вторая дама, или, скорее, совсем ещё молодая девушка, была одета в очень легкое воздушное платье и, казалось, вовсе не чувствовала начинающейся вечерней прохлады. Молодая девушка обладала превосходным цветом лица, вьющимися каштановыми волосами и живыми озорными глазами. Внимательный наблюдатель без труда заметил бы черты сходства на миловидных лицах обеих дам. И, если бы он рискнул предположить, что это мать и дочь, то не ошибся бы. Действительно, это были миссис Маргарет Симмонс и её дочь мисс Элизабет, Лиз для матери и близких друзей.
- Лиз, дорогая, - сказала миссис Симмонс, посмотрев в сторону заходящего солнца. – Напрасно ты так легко оделась, уже вечер, становится прохладно. Я чувствую, откуда-то тянет сыростью, наверное, со стороны старого пруда. Ты можешь простудиться.
- Не беспокойтесь, матушка, - засмеялась Лиз и нагнулась, чтобы рассмотреть полевой цветок под ногами. – Сейчас лето! Я никогда не простуживаюсь летом.
- Лето было там, у нас на юге, в Гилфорде. – Миссис Симмонс вздохнула и плотнее закуталась в шаль. – А здесь вечная осень. С тех пор, как мы сюда приехали, я никак не могу согреться.
- Да, - согласилась Лиз. – Для вас было бы лучше, если бы дядюшка Джордж обзавёлся имением где-нибудь на побережье. Например, в Истборне. Там и тепло, и море, и всё такое.
- Ну, что же делать, чем обзавёлся, то и имеем. Странно, что он вообще он нас вспомнил, - сказала миссис Симмонс задумчиво. – Я никак не могу понять причину, по которой он оставил этот дом нам, а не Уильямсам. С ними он, по крайней мере, поддерживал хоть какие-то отношения.
- Да, и у долговязого Джона Уильямса такое было лицо, когда он увидел нас здесь! – Лиз тихо рассмеялась. – Он, наверное, готов был задушить нас голыми руками, если бы только мог.
- Лиз, - поморщилась миссис Симмонс. – Это не очень удачная шутка.
- Простите, матушка. – Лиз подхватила мать под руку, когда та споткнулась о выбоину. – Ну и лужайка у дядюшки Джорджа! То ли тут кроты рылись, то ли дядюшка клад искал. Сплошные ямы и канавы.
Она оглядела всю небольшую, плохо подстриженную лужайку. Когда-то она явно была больше, но теперь заросла по краям кустарником и огромными, в человеческий рост, сорняками.
- Здешний садовник, как его? Паркер. Он уже старый и полуслепой, - сказала миссис Симмонс, критическим взором окидывая пространство, которое только при очень большом допущении можно было назвать лужайкой. – Поэтому и подстрижено как-то криво. И одному ему тут явно не справиться.
- Он обещал привести с собой внука, для помощи, - сказала Лиз и указала на заросли буйно разросшихся сорняков. – Смотрите,  матушка, что это за холм? Как вы думаете?
Миссис Симмонс остановилась и с интересом обозревала заросшее травой возвышение.
- Если это не древнее захоронение, то, видимо, бывшая клумба, - сказала она наконец.
Лиз снова засмеялась:
- Да, матушка, вы угадали. Это действительно клумба. Была когда-то, это мне Паркер сказал. И я надеюсь в скором времени привести её в порядок. Завтра же и начну.



Она подошла поближе, раздвинула руками высокие стебли травы:
- Вот тут даже лилии проглядывают. Бедные, они еле живы! И ирисы! А там, посередине, какие-то интересные цветы.
Миссис Симмонс улыбнулась:
- По-моему, это чертополох.
- Точно, - изумилась Лиз и всплеснула руками. – И какой огромный! Пожалуй, я не буду его выдирать, пусть остаётся, как напоминание.
- Здесь так много этих… напоминаний, - вздохнула миссис Симмонс. – Хватит ли у нас сил, времени и средств, чтобы привести этот дом хотя бы в относительный порядок? Думаю, надо начать с того, что перед самым фасадом, а то неудобно перед соседями. Подъездную дорожку не подметали лет десять, ею обязательно нужно заняться в первую очередь. Надо подрезать деревья и кусты, а то из-за них самого дома не разглядеть.
- Может, с обрезкой подождать? – предложила Лиз. – А то всем станет видно, какой он облупленный.
Миссис Симмонс задумчиво начала рассматривать фасад особняка. Непомерно разросшиеся деревья скрывали многие его недостатки. Правда, треснувшие стёкла в нескольких окнах не могли скрыть никакие деревья, они сияли и переливались в закатном солнце всеми своими трещинами.


- Да, - грустно констатировала Миссис Симмонс. – Мистер Холл, похоже, вовсе не следил за своим жилищем. А за деревьями это не столь заметно. Ты, Лиз, права как всегда.
 Миссис Симмонс вздохнула и поправила сползающую шаль. – С обрезкой подождём. Но вот это безобразие обязательно нужно ликвидировать и как можно быстрее!
Она остановилась неподалёку от старой покосившейся беседки, словно сколоченной на скорую руку из прогнивших досок. Огромный плющ обвивал всё это несуразное сооружение и, казалось, что под его тяжестью оно вот-вот рухнет.
- Очень романтично, - сказала Лиз, рассматривая грубые доски беседки. – Прямо-таки древнее строение, увитое плющом, полное тайн и загадок. А, может, это старинное капище? Здесь жили ужасные язычники и приносили кровавые жертвы!
- Лиз, ты же уже взрослая девушка, а фантазия у тебя как у ребёнка. Ты слишком много читаешь готических романов, - с улыбкой заметила миссис Симмонс.
Лиз лукаво улыбнулась:
- А разве только я читаю эти романы? Не далее как позавчера моя новая недочитанная книга оказалась, кто бы мог подумать! У вас на столике.
- Ладно, ладно, Лиз, ты меня поймала, - улыбнулась миссис Симмонс.
Девушка подошла ближе к беседке, внимательно её разглядывая.
– Матушка, может, всё-таки войдём? Вдруг там есть что-нибудь интересное?
- Что-нибудь интересное вроде пауков, - сказала миссис Симмонс. – Не надо, Лиз, не ходи туда, я тебя прошу. Она такая старая, что может упасть тебе на голову.


Девушка, уже шагнувшая было к беседке, разочарованно повернула назад:
- Мы в детстве играли в такой старой беседке. Помнишь, у тётушки Элис? Нам было так весело. Никогда не думала, что тоже обзаведусь чем-то в таком же духе.
- У тётушки Элис была нормальная настоящая беседка, - несколько назидательным тоном заметила миссис Симмонс. – Красивая крепкая беседка, в которой так хорошо было пить чай. Это же… Это не беседка, это больное произведение местного пьяного плотника. И зачем было дяде Джорджу ставить это уродство прямо перед парадным входом!
На слове  «дядя» миссис Симмонс слегка запнулась.
- Подъезжаешь к дому – оно тут как тут, - возмущённо продолжила она, взмахнув рукой. -  Смотришь из окна, опять же оно перед носом. Нет, от этого «произведения искусства» надо избавляться! И как можно скорее. Завтра же поговорю с Паркером.
- Я бы вам этого не советовала, мадам, - раздался сзади скрипучий голос.

Мисс Лиз и миссис Симмонс вздрогнули от неожиданности и обернулись. Позади них  стояла экономка миссис Робинс, сухопарая неприветливая женщина неопределённого возраста. Глубоко посаженные чёрные глаза смотрели мрачно и почти угрожающе. Она поджала и без того тонкие губы и сверлила новых хозяек неприязненным взглядом.
- Это, конечно, не моё дело, - сказала она сухо. – Но беседка была любимым местом отдыха мистера Холла. Он часто здесь бывал. И я бы не советовала портить его вещи.
Миссис Симмонс слегка опешила от неожиданной отповеди, но быстро взяла себя в руки. Её лицо порозовело от возмущения:
- Это действительно не ваше дело, Робинс! – сказала она резко. – И позволю себе напомнить, что мистера Холла уже недели две как нет в живых! И именно я нынешняя хозяйка этого дома!
Если бы взглядом можно было обращать в камень, то обе дамы непременно в ту же минуту превратились бы в валуны. Но, увы, даром василиска миссис Робинс не обладала, как бы ей этого  ни хотелось.
- Можете идти, - отчеканила миссис Симмонс и отвернулась, давая понять, что аудиенция окончена.
- Моё дело предупредить, - процедила экономка и неторопливо пошла прочь.
Мать и дочь обменялись недоумёнными взглядами.
- Что она этим хотела сказать? – спросила Лиз, хотя ответа на её вопрос не предвиделось.
- Кто ж её знает, - миссис Симмонс невольно понизила голос. – Она столько лет прожила тут, с дядей Джорджем, который был, скажем так, со странностями. Видимо и она тоже… со странностями.
- Мне неуютно в её присутствии, - призналась Лиз. – Словно туча закрывает солнце и становится холодно.
- В этом доме и без того вечный холод, - пробормотала миссис Симмонс и снова нервно поправила шаль. - К счастью, Робинс скоро уходит, дядя Джордж оставил ей неплохие деньги, - миссис Симмонс  огляделась, не подслушивает ли неприветливая экономка где-нибудь поблизости. Но та уже была далеко. - Найдём кого-нибудь на её место. Наш добрый викарий обещал с этим помочь.
- И избавимся от неё навсегда! – жизнерадостно подхватила Лиз.
Вечерние тени от деревьев удлинились и протянулись к самым её ногам. Где-то в заросшем парке закричала ночная птица. Солнце красным шаром скатилось к  горизонту.
- Пойдём, Лиз, - спохватилась миссис Симмонс. – Пойдём в дом. Уже действительно очень холодно.
Они поспешили к дому.
Старинный особняк в лучах заходящего солнца издалека выглядел очень внушительно. Хотя, по правде говоря, он был бы ещё более внушительным, если бы его рассматривал какой-нибудь сторонний наблюдатель, страдающий близорукостью. Ибо тогда этот дом не оказался бы столь облезлым при ближайшем рассмотрении. В некоторых местах на стенах осыпалась штукатурка, оконные рамы покосились, на них выцвела краска. Кое-где из кладки выпали кирпичи, главное крыльцо скособочилось, фундамент местами просел и позеленел от мха.

И, уж конечно, этот сторонний близорукий наблюдатель никак не мог бы последовать за двумя хозяйками в дом, чтобы с грустью наблюдать разрушения и запустение внутри.





Иллюстрации:

ВИКТОРИАНСКАЯ АНГЛИЯ. Ч.2. ГОРОДСКИЕ И СЕЛЬСКИЕ ПЕЙЗАЖИ

 http://www.liveinternet.ru/users/milendia_solomarina/post312541301/

ВИКТОРИАНСКАЯ МОРАЛЬ

http://www.liveinternet.ru/users/milendia_solomarina/post278876799/http://www.liveinternet.ru/users/milendia_solomarina/post278876799/

пятница, 14 марта 2014 г.

Наследство с последствиями. Повесть в готическом стиле. Глава 2

Глава 2.
Хозяйственные хлопоты.



Как часто сердцу горы, чащи, воды                          Безлюдные святилища Природы                                Дают столь всеобъемлющий ответ,                            Что забываем мы о беге лет!

Эдгар А. По





На следующий же день юная и деятельная Лиз решительно приступила к выполнению своего обещания. А именно к обработке и прополке огромной клумбы перед главным входом. Старый садовник топтался подле неё, давал ненужные советы и только мешал. Зато от его внука толку было несколько больше. И Лиз, отослав старика искать рабочих для уничтожения беседки, взялась за дело с удвоенным рвением. К обеду работа, разумеется, ещё была далека от завершения, но среди сорняков уже обозначились контуры клумбы.
 - Смотри, Джеймс, мне кажется это уже на что-то похоже, - произнесла мисс Лиз усталым голосом, поправляя волосы и незаметно для себя размазывая по ним землю.
- О, да, мисс, мы с вами хорошо поработали, - важно сказал юный Паркер, опираясь на лопату.
Лиз усмехнулась и отправилась в дом обедать с твёрдым намерением продолжить работу после полудня. Однако её планам помешал неожиданный дождь, мелкий, но упорный.



- Посидим в гостиной, - предложила миссис Симмонс. – Заодно составим список неотложных дел. Сегодня к чаю обещал зайти викарий, возможно, он что-нибудь и посоветует.
- Хорошо, - согласилась Лиз, с грустью глядя в окно: ей очень хотелось поскорее закончить клумбу и полюбоваться делом своих рук. Но работа откладывалась, по крайней мере, до следующего дня: дождь не кончался, серые тучи становились только плотнее, по раскисшей дорожке уже текли ручейки.
- Как же здесь промозгло, - сказала миссис Симмонс с досадой и поёжилась. – Такое впечатление, что в этом доме не топили, как следует, целую вечность! Лиз, дорогая, тебе не холодно?
- Немного, - отозвалась Лиз, глядя как водяные струи бегут по стеклу.
- Надо затопить камин, - решила миссис Симмонс. – Робинс, прикажите затопить камин.
Экономка, возившаяся в дальнем углу около огромного, величиной с дом, шкафа, обернулась и выпрямилась. Её неприятное лицо приняло ещё более желчное, чем обычно выражение.
- Сейчас лето, - сказала она отрывисто.
- И что? – миссис Симмонс сузила глаза и сдвинула брови, предчувствуя перепалку.
- А то, - невежливо отозвалась экономка. – Нормальные люди в наших краях летом камин не топят.
Лиз возмущённо повернулась от окна, миссис Симмонс поправила шаль и медленно, чётко выговаривая каждое слово, приказала:
- Затопите камин, Робинс!
Экономка смерила хозяйку презрительным взглядом и довольно громким шёпотом процедила что-то насчёт «неженок с юга». Тем не менее, скоро в камине весело плясал огонь, и сумрачная прежде комната стала тёплой и почти уютной.
Когда в комнату вошёл мистер Хоуз, викарий, от прежней тоски и сырости не осталось и следа. Миссис Симмонс раскраснелась в тепле и даже сняла свою неизменную шаль. Мать и дочь готовились к чаепитию, весело переговариваясь за столом. Викарий был средних лет, круглолицый, голубоглазый и чрезвычайно весёлый. Казалось, он в любую минуту готов рассмеяться, услышав новую шутку, и выглядел, по мнению некоторых недоброжелателей, несколько несолидно для человека его должности. Тем не менее, никто не мог упрекнуть викария в том, что он недобросовестно исполняет свои обязанности. А его добродушия и человеколюбия могло хватить, по крайней мере, на нескольких человек.
- Добрый день, - весело приветствовал хозяек гость. – Чудесный летний дождик, не правда ли? Боюсь, он слегка промочил меня и мои вещи.
Викарий положил на кресло рядом с камином огромную папку.
- Чудесный дождик? – с недоумением повторила миссис Симмонс и опустила на стол чашку. – Вы шутите, мистер Хоуз? Это же настоящий ливень!
- Ах, простите, миссис Симмонс, - лучезарно улыбнулся викарий. – Я всё время забываю, что вы южанки. Там, наверное, намного теплее, чем тут, у нас?
- Конечно, - подтвердила миссис Симмонс и обратилась к дочери:
- Лиз, дорогая, похозяйничай. Налей мистеру Хоузу чаю. Представляете, дорогой мистер Хоуз, мы еле-еле уговорили экономку распорядиться затопить камин! Она заявила, что летом здесь никто не топит, ещё спорила и огрызалась!
- Ничего, ничего, миссис Симмонс, - весело сказал викарий, присаживаясь к столу. – Я к вам с хорошими вестями. Я нашёл вам новую экономку. А по поводу миссис Робинс, к сожалению, не могу с вами не согласиться. У неё, скажем так, достаточно сложный характер. Она одна из немногих моих прихожан, с кем мне не удалось наладить взаимопонимание. К моему глубочайшему сожалению.




Во время чаепития викарий больше говорил, чем пил чай. Заодно успел сделать комплимент  Лиз:
- Мисс Симмонс, я оценил ваши старания по расчистке клумбы. В одиночку проделать такую работу! Похвально такое трудолюбие у молодой леди.
Лиз мило покраснела от смущения:
- Мне помогали. Да и работа далеко не окончена.
- Ничего, ничего. С вашим энтузиазмом вы скоро превратите этот заброшенный и заросший лес в настоящий парк. Кстати, когда закончите, вам понадобятся цветы для посадки. Моя жена с радостью поделится с вами, у неё целая коллекция прекрасных лилий.
- Вы очень добры, но нам неудобно доставлять вам беспокойство, - сказала польщённая Лиз.
- Никакого беспокойства, что вы, - добродушно улыбнулся викарий. - Наши дамы рады будут поделиться своими сортами. И, что греха таить, даже и похвастаться. Самая замечательная коллекция роз, к примеру, у мисс Уилсон. А  лучшие первоцветы у миссис Хантер. И, получив эти, в высшей степени замечательные цветы, вы сможете, в некотором роде, возродить былое величие этого поместья.
- Даже не знаю, - вздохнула миссис Симмонс. – Хватит ли нам с Лиз сил и средств привести всё это хозяйство в порядок! В этом доме ремонт не делали лет сто, не меньше.
- Матушка, вы преувеличиваете, - улыбнулась Лиз.
- Вовсе нет, - вмешался викарий, поставив на стол недопитую чашку. – До вашего дядюшки здесь жила миссис Клементина Спенсер. Она давно овдовела, пережила всех своих детей и рассорилась с родственниками. Жила замкнуто и почти никого не принимала. Как рассказывал мой предшественник, преподобный Эдвардс, он часто уговаривал её хоть немного привести хозяйство в порядок, ведь раньше это было одно из самых красивых поместий нашей округи! А она вечно жаловалась на плохое здоровье и нехватку денег. Однажды преподобный Эдвардс не выдержал и прямо сказал ей всё, что об этом думает. Он сказал, что если бы миссис Спенсер не тратила столько денег на шарлатанов, то смогла бы с лёгкостью отстроить поместье заново. И заодно, занявшись делом, забыла бы о болезнях.
- Так и сказал? – пряча улыбку, переспросила миссис Симмонс.
- Так и сказал, - кивнул викарий и допил чай. – Он, конечно, потом пожалел о своей горячности, но было уже поздно. Они в тот раз крепко поссорились и уже больше не наладили отношения. А миссис Спенсер с тех пор только и занималась, что своими нервами.
- Боюсь, что это не пошло на пользу хозяйству, - вздохнула миссис Симмонс.
- Именно, - кивнул викарий. – А ведь как здесь было красиво когда-то! Я это видел только на старых картинах. Кстати, одна из них висит у вас в библиотеке.



- Неужели? – удивилась Лиз. – А я думала, что это какой-то королевский дворец.
- Нет-нет, - поспешил её разуверить викарий. – Это вид фасада вашего дома. Таких картин, к счастью, сохранилось много. Да я вам сейчас их покажу.
Викарий быстро поднялся, взял с кресла свою папку и раскрыл её перед дамами.
- Вот, смотрите. Здесь рисунки, гравюры, всё, что собрал преподобный Эдвардс об этом поместье. Он очень хотел, чтобы хозяева вернули ему прежний блеск. Увы, не вышло.
Мать и дочь с интересом разглядывали содержимое папки.
- Вот эта гравюра – вид на старый пруд. Это теперь он весь зарос осокой. А раньше был очень живописный, жаль, я его таким уже не застал, - сказал викарий.
- А это что? – Лиз взяла в руки рисунок, выполненный карандашом. – Какой красивый ажурный мост! Где это?
- Это мост над прудом. Вот такой он был раньше, - пояснил викарий. – А сейчас от него остались одни развалины.
- Как жаль, - прошептала Лиз, внимательно рассматривая рисунок.
- Вы думаете, нам удастся хоть немного восстановить былое великолепие? – с сомнением спросила миссис Симмонс. – Это же сколько нужно сил, времени и средств! Боюсь, что нам с дочерью это не по силам.
- Мы вам поможем, чем сможем, - жизнерадостно возгласил викарий и с энтузиазмом взмахнул пустой папкой. – Я лично договорюсь с рабочими, здесь есть хорошие мастера, которые и работают исправно и не пьянствуют. Хотелось бы хоть немного воплотить в жизнь мечты преподобного Эдвардса. Он был достойный человек!
Энергичная речь викария вселила некоторую надежду в обеих дам.
- А почему мистер Холл так забросил своё поместье? – осторожно поинтересовалась миссис Симмонс, с интересом разглядывая цветную акварель, изображавшую летний вечер в одном из тихих уголков парка.



- Трудно сказать, - ответил викарий, подумав. – Сколько я его знал, он почти ничем не интересовался, кроме своих опытов. Сначала ему каким-то образом удалось расположить к себе миссис Спенсер, и она его не выгнала, как всех своих знакомых. Он говорил, что приходится ей дальним родственником, но не уточнял, каким именно. Правда, она и родственников-то не очень жаловала. Но для мистера Холла сделала исключение и даже позволила устроить лабораторию во флигеле. Собственно, это случилось из-за того, что мистер Холл привёз ей какое-то редкостное лекарство, которое сильно помогло старой леди. Она даже рассказывала, что словно помолодела на много лет. И действительно, по словам преподобного Эдвардса, и выглядеть стала как нормальный… гм, я хочу сказать, здоровый человек. Все наши дамы наперебой спрашивали рецепт, но миссис Спенсер заявила, что у неё особая болезнь, требующая особого лекарства, которое нецелесообразно тратить на всякие примитивные деревенские болячки.



- Так прямо и сказала? – поразилась мисс Симмонс и даже положила на стол акварель.
- Так прямо и сказала, – подтвердил викарий. – После этого наши дамы, естественно, обиделись. И почти полностью прекратили с ней общение.
- А разве мистер Холл был врачом? – задала вопрос Лиз, не отрываясь от созерцания гравюры.
Викарий покачал головой:
- Нет, он называл себя учёным-химиком. Хотя, по моему мнению, понятие «алхимик» ему подошло бы больше. Я вам больше скажу, - викарий понизил голос до таинственного шёпота:
- Живи мы на несколько столетий раньше, мистер Холл непременно угодил бы в руки святой Инквизиции. Непременно!
- Вы хотите сказать, - начала было миссис Симмонс, но викарий мягко её перебил:
- Нет, дорогая леди, мы живём в просвещённое время. И хотя ваш дядя выглядел и вёл себя как настоящий чернокнижник, он, разумеется, таковым не был, несмотря на все сплетни, распускаемые о нём простонародьем. Хотя лично я бы не удивился, если б узнал, что он ищет Философский камень, или превращает песок в золото. Или выращивает гомункулов. С него бы сталось. И в вопросах веры он был, как это лучше сказать, подвержен определённым влияниям. Нехристианским, я бы сказал.
- Даже так? – задумчиво произнесла миссис Симмонс. – Я не удивлена.
- Вот поэтому он мало внимания уделял окружающим, - добавил викарий. – Почти ни с кем не общался, редко выезжал. Только в первые годы после смерти леди Спенсер он, по настоянию преподобного Эдвардса, немного привёл в порядок имение. Да и то ограничился тем, что поправил протекавшую крышу, снёс развалины и покрасил кое-где. Да, через несколько лет соорудил это кошмарное подобие беседки.
- Да-да, - воодушевилась миссис Симмонс. – Вы не знаете, зачем он вообще ЭТО построил?
- Не знаю, - развёл руками викарий. – Но очень гордился тем, что строили по его собственному чертежу. И заплатил за постройку щедро. Правда, мастеру это впрок не пошло: он на радостях так напился, что упал в канаву и сломал шею.
- Какой ужас! – прошептала миссис Симмонс.
- Ничего, - бодро заявила Лиз. – Я договорилась, завтра рабочие приступят к её сносу.
- Я бы не советовала вам вообще трогать вещи мистера Холла, - раздался от порога каркающий голос экономки.

Все невольно вздрогнули от неожиданности.





Иллюстрации:  

Сельская Англия в живописи


http://ethnicaproject.blogspot.ru/2014/03/augustus-edwin-mulready-1844-1904.html

ВИКТОРИАНСКАЯ АНГЛИЯ

http://ethnicaproject.blogspot.ru/2014/03/blog-post_27.htmlhttp://ethnicaproject.blogspot.ru/2014/03/blog-post_27.html

четверг, 13 марта 2014 г.

Наследство с последствиями. Повесть в готическом стиле. Глава 3

 Глава 3.
Неприятности начинаются.




                       О, Госпожа! твое окно
                       Беспечно так растворено!
                       И ветерки с ночных дерев
                       Порхают, в комнату влетев.
                       Бесплотные, они снуют,
                       Как призраки, и там и тут,
                       Теней лишь оставляя взмах
                       На стенах и на потолках,
                       Над дремой сомкнутых ресниц -
                       Взмывая  вверх, бросаясь ниц!
                       О, дорогая, зла не зная,
                       Что видишь ты, во снах витая?
                       В раздумье шепчутся листы -
                       Для них как чужестранка ты:
                       Так бледен лик твой, так длинна
                       Волос блистающих волна,
                       Так странна эта тишина!
Эдгар А.По



Следующий день выдался на удивление тёплым и ясным. Даже миссис Симмонс, немного подумав, оставила свою драгоценную шаль в доме. От прошедшего накануне дождя и следа не осталось. Дорожки подсохли, освобожденные от сорняков цветы радостно потянулись к солнцу. Лиз с самого утра занималась обустройством клумбы, а миссис Симмонс руководила работами по сносу беседки.
Экономка Робинс тем же утром навсегда покинула поместье. Перед самым своим уходом она всё же задержалась около группы рабочих, которые обсуждали, с какой стороны лучше начать выкапывать столбы беседки.
- Ничего, ничего, недолго вам тут всем веселиться, - громко проговорила Робинс. – Скоро узнаете, как здесь хозяйничать!
Миссис Симмонс, стоявшая неподалёку, невольно вздрогнула: вид у бывшей экономки был такой мрачный и зловещий, что навевал самые неприятные ассоциации.
- Иди, иди, отсюда, ведьма, - невежливо прикрикнул один из рабочих. И обернулся к хозяйке:
- Не слушайте её, мадам. Она давно от старости из ума выжила!
- Что? – взвизгнула Робинс и от возмущения уронила свой узел. – Ах, ты, мерзавец! Да я тебя…
- Иди отсюда, говорю тебе! – и рабочий погрозил экономке лопатой. Остальные громко и обидно засмеялись.
Подхватив с земли свой узел, Робин заковыляла прочь, ругаясь и проклиная всех, на чём свет стоит. У миссис Симмонс отлегло от сердца только тогда, когда нескладная тощая фигура скрылась за густо разросшимися деревьями.
- Что она тут говорила? – поинтересовалась подошедшая Лиз. – Она вас всё-таки расстроила напоследок?
- Ничего особенного, дорогая, - нервно ответила миссис Симмонс. – Больше мы её здесь не увидим. Отряхни платье, Лиз, оно у тебя в земле.
Беседка оказалась намного прочнее, чем про неё думали. Но после обеда её полностью снесли и выровняли площадку. Останки сооружения были отправлены на задний двор.
Мать и дочь пребывали в прекрасном расположении духа, оживлённо обсуждая, что и где теперь можно посадить. Мрачное пророчество экономки уже полностью изгладилось из их памяти.
Но неприятности их уже поджидали. После обеда миссис Симмонс, решив обследовать дальнюю и почти заброшенную часть дома, споткнулась на рассохшейся ветхой лестнице и сильно повредила ногу.
- Не надо, Лиз, не трогай, - сказала миссис Симмонс, поморщившись – Больно. Я тут немного посижу, и всё само пройдёт.
Она полулежала в кресле в гостиной, Лиз склонилась рядом.
Вошла миссис  Ладлоу, новая экономка. Это была приятная женщина средних лет, подтянутая, в высшей степени аккуратная и в то же время очень располагающая к себе. Полная противоположность мрачной и желчной Робинс. Её предыдущий хозяин недавно скончался, наследники не торопились приезжать, и миссис Ладлоу с радостью ухватилась за возможность поработать у Симмонсов.
- Я сейчас приложу лёд, и вам станет лучше, - сообщила она хозяйке и направилась к двери.
- Но я думаю, следует послать за доктором, - сказала Лиз и выпрямилась.
- Зачем такая паника? – слабым голосом спросила миссис Симмонс. – Это всего лишь растяжение.
- Это может быть перелом, матушка, - строго, как к ребёнку, обратилась к ней дочь.
- Ладно, - махнула рукой миссис Симмонс. – Делай, как знаешь. Зови своего доктора.
Экономка остановилась в дверях и обернулась к Лиз:
- Мисс Симмонс, наш добрый доктор Уитни, как я слышала, сейчас сам сильно болеет. И вообще он очень сдал в последнее время. Возраст никого не щадит! Вы не возражаете, если я пошлю за доктором Хейлсвортом?  Я о нём слышала прекрасные отзывы, хоть он и так непозволительно молод для доктора.
- Хорошо, - согласилась Лиз. – Посылайте.
Когда экономка ушла, миссис Симмонс томно обратилась к дочери:
- Лиз, дорогая, принеси мне книгу. Ту, что на моём столике, с закладкой. И можешь идти к своим цветам. А я тут поскучаю.
- Матушка, я могу составить вам компанию.
- Незачем, Лиз. Иди, слишком хорошая погода, чтобы сидеть в душной комнате. Да, перед уходом открой, пожалуйста, окно.
Лиз отправилась в сад, решив побыстрее доделать самые неотложные дела и вернуться к матери. Но быстрее не получилось. За время её отсутствия юный Паркер не сделал ни единой попытки закончить вскапывание порученной ему клумбы. Лиз застала его оживлённо беседующим с Грейс, новой горничной. Рядом на солнцепёке бесформенной грудой лежали выкопанные цветы и медленно увядали.
- Джон! – от возмущения голос обычно сдержанной Лиз зазвенел металлом. – Вам нечем заняться? Я же вам поручила тут всё закончить!
Испуганный Паркер-младший вздрогнул и  уронил лопату. Он отчаянно смутился, покраснел, начал её поднимать и наступил на цветы.
- О, боже, - вздохнула Лиз. – Отойдите, я сама.
Горе - садовник окончательно сконфузился и начал бормотать извинения:
- Я сейчас всё сделаю, мэм, не беспокойтесь, я быстро.
Смешливая горничная, стараясь не расхохотаться, побежала в дом.
А юный Паркер схватил лопату и минут за пять сделал то, на что ему не хватило предыдущих сорока. Теперь можно было высаживать многострадальные растения в землю, пока они совсем не изжарились. Но такую тонкую работу Лиз не доверила своему помощнику, отправив его за водой.



Лиз как раз заканчивала посадку последнего ряда колокольчиков, когда рядом раздался вежливый голос:
- Добрый день. Мисс Симмонс, я не ошибаюсь?
Лиз выпрямилась, держа в руке пучок колокольчиков, поправила прилипшие волосы. Вежливый голос принадлежал худощавому молодому человеку с живыми карими глазами.
- Я доктор Хейлсворт, - представился молодой человек и улыбнулся.
Лиз сообразила, что у неё руки сейчас в земле, подол пыльный, а чепчик сбился на сторону и смущённо ответила:
- Мы вас ждём. Вас сейчас проводят.
- Да я могу и сам, - непринуждённо ответил доктор.
- Нет, нет, - поспешила сказать Лиз. – Вы можете заблудиться.




На пороге появилась миссис Ладлоу и пригласила доктора войти. Лиз, поспешно прикопала цветок, дала задание Паркеру-младшему полить все посадки и тоже заторопилась в дом. Но, прежде чем отправиться в гостиную, она посмотрелась в зеркало и ужаснулась своему непрезентабельному виду. Лиз вымыла руки и быстро привела в порядок причёску, чтобы предстать перед незнакомым человеком в приличном виде.
Снова посмотревшись в зеркало, она осталась почти довольна своим видом. Почти, потому что лучше было бы надеть розовое платье, а не серое рабочее, которое было на ней. Но переодеваться времени уже не было.
Когда она вошла в гостиную, доктор уже заканчивал осмотр.
- Со мной всё в порядке, Лиз, - сообщила миссис Симмонс. – Это не перелом, а просто растяжение.
- Да, - подтвердил доктор. – Растяжение сильное, но дня через три-четыре, я надеюсь, всё уже пройдёт. Главное, полный покой.
Он встал:
- Простите, я был невнимателен, когда сюда шёл. Где у вас выход?
Миссис Симмонс оживилась и даже приподнялась в кресле:
- Лиз, покажи доктору как выйти. Главную лестницу пришлось пока закрыть, чтобы никто не свернул себе шею, там ступеньки еле держатся. Дом, к сожалению, в ужасно запущенном состоянии.
- А я люблю старинные дома, они такие необычные, - сказал доктор, выходя. – Всего хорошего, миссис Симмонс.
Лиз показывала дорогу. Доктор шёл по узкому коридору и с явным интересом смотрел по сторонам. Увидев на стене старую потемневшую от времени, а, может, от копоти картину, он даже приостановился. Картина изображала нечто непонятное, то ли пейзаж, то ли натюрморт.
- Простите, мисс Симмонс, - весело сказал доктор, разглядывая картину. – Вы не в курсе, что здесь изображено? Быть может, это шедевр какого-нибудь художника прошлого века?
Лиз пожала плечами:
- Я не знаю. Мы здесь совсем недавно, не успели во всём, как следует, разобраться.
Доктор с интересом потрогал резные перила скрипучей лестницы:
- Извините моё любопытство, мисс Симмонс, я живу здесь уже почти три года, но ни разу не был в этом доме. Хотя слышал о нём немало.
- Вот как? – удивилась Лиз. – А разве мистер Холл не болел и не нуждался в услугах доктора?
- Болел, - кивнул доктор Хейлсворт. – Но он предпочитал общаться с нашим старым доктором, пока окончательно не разругался и с ним. Меня он не приглашал ни разу. Мистер Холл, по его словам, не доверял современным специалистам. Его кумиром был выдающийся, опять же по его словам, врач, мистер Сеттерфилд.
- Я не знаю такого врача, - удивилась Лиз. – Но я невежественна в вопросах медицины.
- Так и я не знаю этого врача! – доктор улыбнулся. – Этот почтенный эскулап лечил ещё дедушку мистера Холла. Стало быть, расцвет его карьеры пришёлся на 18 век.
- Думаю, с тех пор медицина шагнула далеко вперёд, - улыбнулась Лиз.
- Вы совершенно правы, мисс Симмонс. О, мы уже пришли? До свидания, желаю вам удачного дня. Надеюсь, к моему следующему визиту ваша матушка будет в добром здравии. И вы тоже.



Лиз вернулась в гостиную к матери.
- Прекрасный специалист этот доктор, - сообщила ей миссис Симмонс и отложила книгу, которую перед этим читала. – Внимательный, немногословный. Не то, что наш старый гилфордский шарлатан мистер Майлз! Лиз, почти 5 часов, давай пить чай.
Когда, наконец, длинный и утомительный день подошёл к концу, Лиз, пожелав матери спокойной ночи, удалилась в свою комнату. Она очень устала, но перед сном решила немного посидеть у открытого окна, полюбоваться ночным парком, освещённым луной. Вечер был тихий и душный, но уже начался лёгкий ветерок, грозивший перейти в грозу. Ветки деревьев качались, где-то кричала ночная птица. Голос у неё был неприятный, унылый, больше похожий на стон.



Какие-то тени мелькали в саду, наверное, летучие мыши. Лиз думала о завтрашнем дне, о том, что надо прополоть заросший розарий и посетить жену викария. Ночная птица закричала совсем близко, и Лиз вздрогнула. Она никогда не слышала подобного крика. Что это за птица? Сова, филин? Но они, вроде, кричат совсем не так.
Снова раздался тоскливый крик, перешедший почти в плач. У Лиз невольно побежали мурашки по спине. Говорят, так страшно кричит выпь. Но выпь – птица болотная, а ближайшее болото отсюда милях в двух.

Лиз отошла от окна, зажгла свечу и взяла со столика книгу, чтобы прочитать перед сном хоть пару страниц. Ветер начал раскачивать деревья, наползавшие тучи закрыли луну. Таинственная птица завопила где-то под самым окном. Потом птичьи когти заскребли по подоконнику. Лиз опустила книгу, повернулась – и увидела бледное человеческое лицо.


Иллюстрации:
 http://www.liveinternet.ru/users/4248621/post300533627/
http://www.liveinternet.ru/users/4248621/post293772039/#
http://www.liveinternet.ru/users/4248621/post301228573/#

вторник, 4 марта 2014 г.

МОНТЕГЮ ДЖЕЙМС. Похищенные сердца

Жанр: Ужасы и Мистика

Аннотация: История эта начинается в сентябре 1811 года. Недавно осиротевший Стивен приезжает к своему кузену — мистеру Эбни. Оказывается, мистер Эбни приютил уже не одного ребёнка… 






Насколько мне известно эта история началась в сентябре 1811 г., когда к воротам Эсверби-холла, усадьбы, расположенной в самом сердце Линкольншира подъехала почтовая карета. Единственный ее пассажир, маленький мальчик, спрыгнул на землю, едва карета остановилась, и за краткий промежуток времени, отделявший момент, когда зазвонил дверной колокольчик от мига, когда отворилась входная дверь усадьбы, успел с живейшим интересом оглядеться по сторонам. Взору его предстало высокое, квадратное строение, сложенное из красного кирпича в правление королевы Анны,[1] с пристроенным около 1790 г. крыльцом с колоннадой в неоклассическом стиле. Вдоль увенчанного фронтоном с круглым окном фасада тянулось множество высоких и узких, вставленных в фасетчатые белые рамы окон. Расположенные по обе стороны главного здания боковые флигели соединялись с ним украшенными колоннами, застекленными галереями. Над каждым из флигелей, где, по всей видимости, находились конюшни и служебные помещения, красовался купол и шпиль с золоченым флюгером.



Вечерний свет падал на фасад, играя на множестве граней мелких оконных стекол. На равнине вокруг Эсверби-холла расстилался парк, поросший дубами и окаймленный четко вырисовавшимися на фоне неба елями. Куранты на скрытой за деревьями, так что закатные лучи ловила лишь ее позолоченная маковка, церковной колокольне били шесть, и ветер разносил по округе мягкий, мелодичный звон. В целом зрелище представлялось весьма приятным, хотя, возможно, и с некоторым налетом подобавшей погожему осеннему вечеру меланхолии. Во всяком случае, подобное настроение передалось мальчику, дожидавшемуся, когда ему откроют дверь.
Полгода назад он осиротел, и вот теперь почтовая карета доставила его из Уорикшира в Эсверби-холл, где сироте предстояло поселиться благодаря великодушному приглашению мистера Эбни, владельца имения, доводившегося мальчику кузеном. По правде сказать, для всех знавших мистера Эбни такое проявление родственных чувств оказалось неожиданностью. Хозяин слыл нелюдимом, а появление в доме юного родича грозило нарушить весь уклад его жизни. Но, с другой стороны, практически никто не мог бы похвастаться тем, что знал мистера Эбни близко: помимо репутации затворника он — профессор греческой словесности Кембриджа — был известен как превосходный знаток языческих обрядов и верований. В библиотеке усадьбы имелись практически все известные в то время книги об Элевсинских мистериях, Орфической поэзии, а также культах поклонников Митры и Неоплатоников. На мраморном полу большого зала красовалось приобретенное хозяином за большие деньги в Леванте изваяние Митры, убивающего быка. Мистер Эбни опубликовал в «Джентльмен Мэгэзин» превосходное описание этой примечательной скульптуры, тогда как в «Критикал Мэгэзин» поместил серию статей о суевериях, бытовавших в Римской империи времен упадка. Казалось весьма странным, что этот книжник, явно человек не от мира сего, вообще знал о существовании осиротевшего кузена по имени Стивен Эллиот, не говоря уж о предложении разделить с ним кров.
Однако, что бы ни думали по этому поводу его соседи, сам высокий, худой и аскетичный с виду мистер Эбни похоже был настроен оказать юному родичу самый радушный прием. Едва перед мальчиком распахнулась парадная дверь, как хозяин усадьбы выскочил из своего кабинета, восторженно потирая руки.
— Как дела, мой милый мальчик, как поживаешь? Сколько тебе лет… То есть я хотел спросить, не слишком ли ты устал с дороги и согласишься ли поужинать?
— Не слишком, сэр. Соглашусь, сэр…
— Вот и прекрасно, просто великолепно. Так сколько тебе лет?
Со стороны могло показаться довольно странным, что всего за пару минут знакомства родственников этот вопрос прозвучал уже дважды.
— В следующий день рождения мне исполнится двенадцать, — ответил Стивен.
— А когда у тебя день рождения, милый мальчик? Одиннадцатого сентября, да? Вот и превосходно! Почти через год, верно? Я люблю… ха-ха… люблю заносить такие сведения в свою книжицу. Ты точно знаешь, что тебе стукнет именно двенадцать? Уверен?
— Да, сэр, совершенно уверен.
— Очень хорошо. Паркс, отведите нашего юного друга к миссис Банч; пусть он попьет чаю и перекусит.
— Да, сэр, — отозвался степенный дворецкий и повел Стивена знакомиться с домом и домоправительницей миссис Банч. Благодаря теплоте и радушию этой женщины Стивен очень скоро почувствовал себя словно в родном доме. Всего за четверть часа мальчик и экономка сделались большими друзьями, да так ими и остались. Родившись в окрестностях Эсверби лет этак за пятьдесят пять до приезда Стивена, миссис Банч последние двадцать из них жила в усадьбе, дом и парк знала как свои пять пальцев и с удовольствием делилась своими знаниями с любознательным мальчиком. Благо в старинном поместье было чем заинтересоваться. Стивен без устали задавал вопросы вроде: «Кто построил ту, скрытую за лаврами в конце аллеи беседку, что похожа на древний храм?» или «Кем был тот сидящий за столом, положив руку на череп, старец, чей портрет висит на лестнице?», а знавшая насчет усадьбы почти все миссис Банч столь же неутомимо давала ответы, в большинстве своем вполне удовлетворительные. Впрочем, следует признать, что ответить исчерпывающе на некоторые из вопросов не удавалось даже ей.



Как-то раз, сидя ноябрьским вечером у очага в комнате экономки, Стивен, с невинной непосредственностью ребенка, признающего за старшими способность выносить суждения по вопросам, вообще-то считающимся прерогативой более высокого суда, неожиданно спросил.
— А мистер Эбни хороший человек? Он попадет на небо?
— Хороший! — воодушевленно воскликнула миссис Банч. — Благослови вас Бог, милое дитя, но сказать так, значит, не сказать ничего! За всю жизнь мне не довелось встретить господина добрее чем он! Разве я не рассказывала, как он — лет этак семь назад — подобрал на улице бедного мальчугана? А еще раньше, спустя пару лет после того, как я поселилась в усадьбе, точно так же подобрал маленькую девочку?
— Нет, я ничего такого не слышал. Милая миссис Банч, расскажите мне об этих детях. Ну пожалуйста!
— Почему бы и нет? — отозвалась миссис Банч. — Правда, должна признать, что насчет девочки я и сама мало что знаю. Хозяин привел бедняжку с прогулки — представьте себе, у нее не было никаких пожитков — и велел миссис Эллис, тогдашней домоправительнице, о ней позаботиться. Девочка прожила у нас недели три, а потом исчезла. Говорят, встала спозаранку, когда все еще спали, и ушла. А причиной тому вроде бы бродяжья цыганская кровь. Хозяин тогда страшно разволновался и велел проверить все пруды — вдруг она утонула. Но мне сдается, ее и впрямь сманили цыгане: в тот день многие — хоть бы и тот же Парке — слышали в окрестных лесах их кличи и пение. А жаль: девочка был тихая, скромная и не подумаешь, что цыганка. Я к ней, помнится, очень привязалась.



— А что с тем мальчиком? — напомнил Стивен.
— Ах, тот бедный мальчик! — вздохнула миссис Бинч. — То был бродячий иностранец: звали его Джованни, а на хлеб он зарабатывал игрой на шарманке. Однажды зимой он пришел по дороге, наигрывая на своей шарманке. Наш хозяин принял его с превеликим участием и так вежливо, словно он и не побродяжка. Всем интересовался: и как его звать-величать, и откуда он родом, и сколько ему лет, и где нынче его родня… Да, а потом предложил остаться у нас. Мальчик и остался, да только с ним приключилось то же самое. Иностранцы, по моему разумению, все какие-то чудные: вот и он в один прекрасный день исчез, точь-в-точь как и та девчушка. Что ему взбрело в голову, мы так и не поняли, тем паче что он даже не взял с собой свою шарманку, вон она на полке лежит.
Оставшуюся часть вечера Стивен не только теребил домоправительницу вопросами, но и пытался извлечь из шарманки какую-нибудь мелодию.
А ночью ему приснился диковинный сон. На верхнем этаже дома, том же самом, где находилась его спальня, в дальнем конце коридора располагалась не используемая ванная комната. Дверь держали на запоре, но муслиновые занавески, закрывавшие раньше ее верхнюю, застекленную часть, куда-то подевались, и теперь, заглянув внутрь, можно было увидеть прикрепленную к правой стене изголовьем к окну выложенную свинцом ванну.
И вот в ту ночь, о которой я уже говорил, Стивен Эллиотт обнаружил себя стоящим у этой двери и неотрывно смотрящим сквозь стекло на лежащую в ванне фигуру.
По полученному от него впоследствии описанию, фигура напомнила мне мощи монахов, виденные мною в склепах церкви Св. Михана в Дублине, воздух которых обладает потрясающим свойством на протяжении столетий сохранять тела от разложения. Истощенная до крайности, трогательная в своей худобе, облаченная в подобное савану одеяние фигура возлежала навзничь, плотно прижав руки к груди в области сердца, и ее тонкие губы изгибались в едва заметной страшной ухмылке.

И тут, на глазах ошеломленного жутким зрелищем мальчика, руки начали шевелиться, а до его слуха донесся сорвавшийся с тонких губ почти не слышный и словно бы отдаленный стон. От ужаса Стивен отпрянул и пробудился, поняв, что действительно стоит босиком на холодном каменном полу коридора перед стеклянной дверью залитой лунным светом ванной комнаты. И тут он совершил поступок, на мой взгляд, не слишком характерный для большинства мальчиков его возраста: вновь подался вперед и заглянул в ванную, желая проверить, вправду ли там что-то лежит, или же ему все привиделось. Ванна оказалась пустой, и Стивен вернулся в свою спальню.
На следующий день мальчик рассказал про свой сон домашним, вызывав у них живейший интерес. Миссис Банч дошла до того, что снова повесила на стеклянную дверь муслиновую занавеску, а мистер Эбни за завтраком с нескрываемым интересом выспросил у Стивена все подробности и занес его рассказ в свою «книжицу».
Между тем приближался день весеннего равноденствия, по поверьям древних, о чем частенько напоминал мистер Эбни, являвшийся небезопасным для молодых людей. Он советовал Стивену держать спальню по ночам запертой, указывая, что весьма ценные замечания на сей счет можно найти у Сенсориуса. И как раз в это время случились два происшествия, что произвели на мальчика сильное впечатление.
Первое было связано с необычно душной ночью, которую Стивен провел весьма беспокойно, хотя и не мог припомнить ни кошмара, ни вообще какого-либо сновидения. Но когда миссис Банч взяла его пижаму, она пришла в изумление.
— Боже мой, мастер Стивен! — воскликнула экономка с явным негодованием. — И как это вас угораздило разодрать в клочья новехонькую пижаму. Неужто, сэр, вам не жалко бедных слуг, которым вы задаете этакую работенку?
И действительно, на пижаме — на левой стороне груди — обнаружилось множество параллельных разрезов около шести дюймов в длину, в большинстве своем сквозных, хотя некоторые не совсем пронзили текстуру ткани. Стивену оставалось лишь заверить экономку в полном своем неведении: мальчик был уверен, что пижаму не портил и, когда ложился спать, она была в полном порядке.
— Так что, миссис Банч, к появлению этих дырок я не имею ни малейшего отношения, — заявил мальчик, — могу только добавить, что с виду они в точности такие же, как царапины на внешней стороне двери в мою спальню.
 Миссис Банч уставилась на Стивена, разинув рот, а потом схватила свечу и поспешно вышла из комнаты, Было слышно, как экономка поднялась наверх. Через несколько минут она вернулась.
— Ну и дела, мастер Стивен, — заявила женщина. — Дверь-то ваша и вправду расцарапана, хотя я в толк не возьму, как такое могло случиться. Для кошки или собаки, не говоря уж о крысе, они слишком высоко. А человеку, чтобы оставить такие, надо иметь ногтищи, как у тех китайцев, о которых рассказывал мне в детстве дядюшка. Ну, хозяину я ничего говорить не стану, да и вам, милый мастер Стивен, не советую: просто перед сном запритесь на ключ.
— Я всегда запираюсь, как только прочитаю молитву.
— Вот и молодец. Всегда читайте на ночь молитвы, и никто не сделает вам никакого худа.
С этими словами миссис Банч принялась за штопку, чем, с перерывами на размышления и занималась, пока не приспело время отправляться на боковую. Описанное происшествие имело место в марте 1812 года, в ночь на пятницу.
На следующий вечер обычная беседа Стивена с миссис Банч была прервана появлением мистера Паркса, предпочитавшего, как правило, находиться в своей буфетной. На сей раз обычно невозмутимый дворецкий был так возбужден, что даже не заметил присутствия хозяйского кузена.
— Хозяин, коли ему угодно, может ходить в винный погреб по вечерам сам, — с порога заявил он. — А я буду спускаться туда только днем или вообще обойдусь без вина. Вот так-то, миссис Банч. Не знаю, что там творится, может, все дело в крысах или в ветре, но я уже не молод и зря храбриться не собираюсь.
Но вы ведь знаете, мистер Паркс, как трудно вывести крыс в такой усадьбе, как наша.
— Я этого не отрицаю, миссис Банч, равно как и того, что не раз слышал от людей с верфей россказни о говорящих крысах. Правда, раньше я этим толкам веры не давал, но нынче другое дело: решись я сегодня вечером приложиться ухом к двери дальней клети, наверняка услышал бы многое из их разговоров.
— Да полно вам, мистер Паркс, что за фантазии. Где это слыхано, чтобы крысы вели меж собой разговоры в винном погребе.
— Ну, миссис Банч, спорить с вами я не стану: хотите, так сходите в погреб, да приложитесь ухом к двери в дальнюю клеть.
— Мистер Паркс, ну как можно рассказывать этакие страсти, да еще при детях? Чего доброго напугаете мастера Стивена до потери чувств.
— Мастера Стивена? — дворецкий лишь сейчас заметил мальчика — Ну, уж мастер-то Стивен всяко понял, что я с вами шучу.
В действительности Стивен отнюдь не воспринял слова Паркса как шутку: вся эта история его обеспокоила, но, к его сожалению, все попытки вытянуть из дворецкого более подробный рассказ о случившемся в подвале не увенчались успехом.

И вот наступило 24 марта 1812 года. День стоял ветреный, и Стивену казалось, что и дом, и парк полнятся ощущением тревоги. Стоя у изгороди и глядя на парк, мальчик не мог отделаться от ощущения, будто ветер гонит мимо него процессию бесплотных духов, тщетно пытающихся остановить свое бесцельное и беспорядочное движение, зацепившись за что-то вещественное, способное восстановить их связь с миром живых, к которому они некогда принадлежали. А после завтрака мистер Эбни обратился к Стивену со словами:
— Мальчик мой, не сможешь ли ты к одиннадцати часам вечера прийти к мне в кабинет? Я хочу показать тебе нечто, очень важное для твоего будущего, но до этого времени буду занят. Но только не стоит говорить о моем приглашении ни миссис Банч, ни кому бы то ни было еще: будет лучше, если ты в обычное время удалишься к себе в спальню, как будто отправился спать.

Перспектива узнать нечто новое и важное, равно как и возможность не ложиться спать до одиннадцати часов, были восприняты мальчиком с немалым удовольствием. В урочное время, направляясь к себе наверх, он, проходя мимо, заглянул в приоткрытую дверь кабинета мистера Эбни, и отметил, что стоявшая обычно в углу жаровня передвинута к камину, а на столе стоит позолоченная серебряная чаша с красным вином, близ которой разложены исписанные листки бумаги. Хозяин кабинета разбрасывал над жаровней из круглой серебряной коробочки крупицы какого-то ароматического вещества и проходившего мальчика не заметил.

Ветер унялся, на небе взошла полная луна. Около десяти вечера Стивен, остановившись у открытого окна своей спальни, выглянул наружу. Тишина ночи казалась обманчивой, словно некие таинственные обитатели залитых лунным светом лесов никак не могли обрести покоя. Время от времени над прудом разносились странные крики, как будто их издавали заблудившиеся и отчаявшиеся найти дорогу путники. Возможно, конечно, то кричали совы или выпи, однако, по правде сказать, звуки не слишком-то походили на голоса ночных птиц. И они приближались — проплыли над водой и зазвучали в кустах на ближнем берегу пруда. Затем все стихло, но когда Стивен уже вознамерился закрыть окно и вернуться к чтению «Робинзона Крузо», он неожиданно приметил на посыпанной гравием, огибавшей усадебный сад террасе две фигурки, показавшиеся ему очертаниями мальчика и девочки. Дети стояли рядом и смотрели на окна. Облик девочки напомнил Стивену  фигуру из страшного сна, однако куда больший страх вызвал у него вид мальчика.

В то время как девочка стояла неподвижно, сложив руки на груди и изогнув губы в намеке на улыбку, ее истощенный, черноволосый, обряженный в лохмотья спутник с угрожающим, выдающим ненасытное вожделение видом воздел над головой иссохшие, почти прозрачные руки с необычайно длинными и словно наполнившимися лунным светом ногтями. Стоя с поднятыми руками, он представлял собой устрашающее зрелище еще и потому, что на левой стороне его груди зияла черная рана. Стивену показалось, что он понял, чьи голодные, алчущие стоны доносились из леса. В следующий миг ужасная пара быстро и бесшумно заскользила по гравию и пропала из виду.


Несмотря на свой безмерный испуг, Стивен все же решился взять свечу и спуститься к кабинету мистера Эбни, ибо близился назначенный час встречи. Но если путь до кабинета мальчик преодолел за несколько мгновений, попасть внутрь оказалось не так-то просто. Причем — в этом Стивен не сомневался — дверь не была заперта, ведь ключ, как всегда, торчал из скважины снаружи. Но она не подавалась, а неоднократный его стук ни к чему не привел, хотя мистер Эбни определенно находился внутри. Оттуда донесся его голос, точнее, сдавленное, словно умершее в его горле восклицание. Что же с ним? Неужто ему тоже явились те страшные дети?
Эти мысли одолевали Стивена, когда дверь наконец подалась под его дрожащими пальцами.


Обнаруженные на столе в кабинете мистера Эбни бумаги смогли прояснить для Стивена Эллиота суть случившегося, когда он повзрослел достаточно, чтобы прочесть и понять их. Позволю себе привести некоторые, наиболее интересные выдержки из этих писаний:
"Древние, мудрость которых в силу моего опыта и познаний для меня несомненна, придерживались того убеждения, что с помощью определенных действий (каковые нам, людям современным, могут показаться «варварскими» ритуалами) можно добиться невиданного подъема духовных способностей: так, путем поглощения некоторого количества личностей себе подобных человек способен возвыситься и над теми категориями духов, которые управляют природными стихиями нашей Вселенной. Достоверные сведения свидетельствуют о том, что Симон Волхв[2] обладал способностью летать, становиться невидимым или принимать любое обличье с помощью души мальчика, которого оный волхв, пользуясь неуместным выражением автора «Clementine Recognitions»,[3] «умертвил». Из трудов же Гермеса Трисмегиста[4] можно почерпнуть существенные детали, позволяющие прийти к выводу, что наилучшим способом достижения столь выдающихся результатов является последовательное потребление сердец трех человеческих существ, не достигших двадцати одного года. Почти двадцать лет я посвятил опытной проверке этого положения, выбирая в качестве corpora vilia[5] моего эксперимента таких персон, исчезновение которых не вызвало бы ощутимого общественного резонанса. Первым шагом стало состоявшееся 24 марта 1792 года изъятие некой Фиби Стэнли, девочки цыганского происхождения. В ночь на 23 марта 1805 года к ней присоединился бродячий итальянский шарманщик Джованни Паоли. И наконец, последней «жертвой», хотя это слово и претит моим чувствам, назначено стать моему кузену Стивену Эллиоту. Его день наступит 24 марта сего 1812 года.
Наилучшим способом абсорбции является изъятие сердца из груди живого субъекта, сожжение изъятого сердца в пепел и смешение этого пепла примерно с пинтой красного вина, предпочтительно портвейна. Разумеется, всегда следует подумать о сокрытии останков: в первых двух случаях для этого подошли неиспользуемая ванна и винный погреб. Некоторое неудобство способны доставить духовные сущности субъектов эксперимента, в вульгарном просторечии именуемые призраками или привидениями. Но человек философского склада — а подобные опыты и изыскания предназначены лишь для таких людей — едва ли будет склонен придавать жалким попыткам таких существ осуществить мщение какое-либо значение. В настоящее время я с наслаждением предвкушаю то состояние высшей свободы, которое подарит мне успешный эксперимент, поставив меня выше не только так называемой человеческой справедливости, но и самой смерти".
Мистера Эбни нашли в его кресле с откинутым назад головой и лицом, искаженным яростью, испугом и смертной мукой. Зияющая рана на левой стороне груди открывала взору сердце. На руках покойного не было следов крови, чистым оставался и лежавший рядом на столе длинный нож. Пожалуй, подобную рану могла нанести дикая кошка, а поскольку окно кабинета было открыто, коронер постановил считать причиной смерти нападение дикого зверя. Но Стивена Эллиота изучение только что процитированных мною бумаг подвигло к совершенно иному выводу.

Примечания
1
Анна Стюарт (1665–1714) — английская королева с 1702 г.
2
Симон Маг (Волхв), самарийский чародей, снискавший волхованием славу. Был разоблачен апостолом Петром («Деяния апостолов» 8, 9–24).
3
«Clementine…» — «Узнавания Клемента Римского или псевдо-Клементины» (англ.). Симон Волхв — один из героев этого христианского романа.
4
«Трижды величайший» (лат.), с этим образом связывались оккультные науки и т. н. герметические (тайные, достуииые только посвященным) сочинения.

плоти ничтожной (лат.).

http://litfile.net/pages/205583/253000-254000